Bujhm

Наверное, я отношусь к последнему поколению своей страны XX века, которое застало настоящую эмиграцию. Это сейчас любая поездка, неважно куда и насколько - просто поездка. Ты знаешь, куда и зачем едешь, а главное - знаешь, что если надо будет, всегда можно вернуться обратно. Но тогда, в начале 91-го года, вокруг ещё был Советский Союз, а из него можно было уехать только один раз. Причём официально расставшись с гражданством. Билет был в одну сторону, и с уезжающим на ПМЖ прощались навсегда, как хоронили.
Но всё-таки с ними оставалась связь. Это было странно и немного отдавало мистикой - как посылать голубей через Стикс. Электронной почты не существовало, были какие-то загадочные факсы, но мало кто знал, где их брать и как пользоваться. Телефонные звонки стоили, как крыло Боинга, да и звонить мне было особо некуда. В тех местах, где я жил - гостиница, молодёжный абсорбционный лагерь, студенческая общага - личных телефонов предусмотрено не было.
Но ходили письма. Они шли медленно - около месяца, поэтому их старались пристроить с оказиями. Если человек был к тому же знаком и отзывчив, к письму можно было приложить и какую-нибудь нетяжёлую передачу типа пачки папирос.
Первые полгода моей эмиграции время так и делилось - по приходам писем. Тоска и ностальгия успели меня пожевать, но, к счастью, недолго - уже через год стало понятно, что мир незаметно изменился, и Харон за соответствующий обол вполне готов сгонять и в обратную сторону. Но это уже другая история.
В октябре 91-го года я в очередной раз приехал домой на побывку из университета - и обнаружил с очередными письмами ещё и кассету. На одной из её сторон было записано звуковое письмо от друзей, и эта штука была для меня "посильнее Фауста Гёте".

Вот эта запись. Её записали в Москве Денис Ни и Оля Толстая тридцать лет назад, 24 сентября 1991 года, и отправили, судя по всему, в тот же день с оказией.
Выкладывается в память о Денисе, которому сегодня исполнился бы 51 год.

[Щелчок]
О л я: ...Это он уже пишет?
Д е н и с: Да, он уже пишет.
О л я: Белый, привет!
Д е н и с: Ну здравствуй, Игорь... Игаль... или... Чёрт тебя знает, как тебя называть!
(Оля смеётся).
Д е н и с: Оля опять начинает смеяться. Мы тут сидим у неё дома и пытаемся что-нибудь выдать для передачи тебе.
О л я: Дело в том, что Москва сегодня на папиросы вымерла, их не существует. Вот. И по этому поводу Денис тут сокрушается, он сокрушался, вернее, целый вечер, теперь успокоился и решил, что надо писать.
Д е н и с: Вот мы и пишем. Ну что же, я поздравляю тебя с праздником прошедшим, Суккот. А также поздравляю тебя с наступающим праздником Симхас-Тойре. Я также поздравляю тебя с двадцать седьмым полнолунием - шестым, если не ошибаюсь от отбытия - и первым полнолунием пятой осени. Очень было приятно недавно слышать твой голос, любезно предоставленный нам Катичкой Силиной - и в общем есть надежда, что тебе тоже будет приятно слышать наши голоса. Тут, к сожалению, нет гитары, поэтому единственное, что мы можем - это рассказать тебе о том, как мы живём.
О л я: А живём мы... сам понимаешь. Хорошо. [Обрыв записи]

Чей-то мужской голос: ...Is your planе to meet you?
Чей-то женский голос: He is happy to meet you! Он счастлив... [Обрыв записи]

Д е н и с: Тут произошла небольшая пауза, теперь мы опять пишем. Оля отлично сказала - живём мы хорошо. Только зелёных чернил нет. Но это не беда. Ты, кстати, всё время слышишь голос Олиной дочери - Насти. Она что-то там лежит в кровати.
О л я: Поперёк.
Д е н и с: Поперёк кровати, пускает слюни изо рта - вот, слышишь? - и дрыгает погремушкой. Только что покушала плотно. Тут какие-то производились таинства с кормлением её - и вот теперь она отдыхает. По-моему, должна спать. Тут ещё в комнате есть знаменитый кот Бармалей. И менее знаменитая собачка породы такса. Короткошерстная.
О л я: Жёсткошерстная... Гладкошерстная, во! По имени Дульсинея, можно просто Дуся - для близких знакомых.
Д е н и с: Ну мы с ней тут изрядно уже познакомились, хотя она очень маленькая...
О л я: Но очень общительная.
Д е н и с: Она примерно... ну, вот такая по длине. Ты понимаешь, какой я жест сделал? Кусает всех за "всё, что ближе лежало" и лежит. Но в данный момент спит уже. Потому что только что покакала с большим удовольствием, а перед этим покушала, всё получила, что могла - и теперь отдыхает. Вот такие вот дела. Оля, как же нет гитары-то?
О л я: Ну как нет! Лёша вместо гитары привёз Дусю и картошку, которую мы ели. И ещё кучу мяса. А гитара висит в Черноголовке уже второй год.
Д е н и с: А моя одна гитара, как известно, не влезает в чехол, на улице плохая погода и везти её жалко. А вторая моя гитара стоит в киббуцном центре. Да, теперь есть такая комната - и даже не комната, а целая квартира - под названием "Киббуцный центр". И все киббуцники собираются теперь не в ДК "Коммуна", как прежде, а на этой квартире. Находится она возле метро "Красносельская". Всё это очень интересно, потому что мы собираемся...
А, Ленца попёрли к чёртовой матери! Эта потная свинья в своём лагере летнем наворовала в Сохнуте какое-то бешеное количество долларов - и не сумела прикрыть их ничем. Поэтому его вывели на чистую воду и дали ему большого пинка под зад. Но он не унывает, как всегда, потный и лоснящийся. Лосня... щий...
О л я (смеётся): У Дениса с недавних пор стало немножко туговато с русским языком. Он иногда... особенно, если выпьет, начинает читать вслух непонятные вещи, и вообще, мне приходится просить его перевести, потому что... Ты же знаешь мой консерватизм - я никакого языка, кроме русского не учила, не учу и вряд ли когда-нибудь выучу.
Д е н и с: Но у меня, к сожалению, и с остальными языками так же не очень хорошо. Вскоре я, по-видимому, окажусь в дурацком положении, когда один забуду, а другой ещё не выучу. Придётся объясняться жестами. Но мы же свои, в общем - я думаю, что поймём друг друга.
О л я: А самое, вообще... А, нет, я хотела тебе сказать, что Денис тебе наврал - сегодня на улице шикарная погода...
Д е н и с: Сегодня-то да, но я же...
О л я: Почему он не привёз сегодня гитару, я не знаю. Вообще, он какой-то странный - на нём рваный свитер...
Д е н и с: Я прикрываю платочком дыру.
О л я: Он прикрывает дырки платочком!
Д е н и с: Нашейным.
О л я: Нашейным! Да... вот. Но вообще он ничего, он такой, он клёвый. Даже весёлый сегодня, чего с ним давно не было. Он вечно какой-то задумчивый и напряжённый. А вообще всё прекрасно.
Д е н и с: Да, есть с чего веселиться.
О л я: Вот и веселимся, кто как может.
(Денис смеётся).
Д е н и с: Ну... Игорь очень хотел услышать наши бодрые, весёлые голоса. Мы стараемся.
О л я: Игорь, на самом деле у нас есть ещё одна кассета - на которой очень бодрые наши голоса. И очень весёлые. Мы её писали не далее, как вчера. Но дело в том, что там записано только полкассеты, то есть пол-первой стороны. И нам как-то стыдно было тебе передавать так мало - и поэтому мы решили сейчас дописать эту кассету, своими бодрыми голосами, а в следующий раз передать тебе ту кассету - на которой, я надеюсь, они как-нибудь соберутся и что-нибудь споют.
Д е н и с: Да, мы соберёмся, наверное, действительно... Хотя, конешно, ты сам понимаешь - единственный человек, которому я стремался всегда петь, это ты. Всё дело, конешно, в очках и в мизинце, но с этим ничего не поделаешь.
О л я: У Дениса нет ни очков, ни мизинца.
Д е н и с: Мизинец есть, но он бездействует. А у Игоря он действует, что заставляет меня комплексовать.
О л я: А очки у него только чёрные.
Д е н и с: У Игоря тоже, наверное, есть чёрные очки.
О л я: Да, теперь, наверное, есть.
Д е н и с: Смотрели мы, опять же, тут твои фотокарточки, привезённые Шурой Яблонским. Яб...Еб... Неважно. Не знаю, тебе виднее. Очень ты мил. Очень мил. Но как-то худ. Я думал, ты должен просто окрепнуть
Н а с т я: А!
Д е н и с: О! Как-то стать толстым и красивым. А там вокруг одни дыни и ты. Дыни и эфиопы. Эфиопы такие странные - неужели это тоже евреи? И вовсе даже они не похожи. Гораздо меньше, чем ты.
О л я: Игорь, а напиши, пожалуйста, как ты умудрился стать преподавателем? Или это у тебя, так сказать, в крови? После московского педа ещё невостребованные силы - и ты решил их сразу выплеснуть, чтоб потом уже к этому не возвращаться?
Д е н и с: Ну вот Катя утверждает, что "у Игоря, по-видимому, очень большие способности к языкам".
О л я: Это правда?
Д е н и с: Я думаю, что некоторая доля правды в этом есть. Но вообще меня-то это очень радует. Так что ты давай - я приеду, будешь меня учить языку! Я думаю, что там рядом с твоими эфиопами найдётся какой-нибудь закуточек. Мне б там какую-нибудь тряпочку в угол положить - я бы больше б ничего и не просил. Кормили бы только... раз в пару дней...
О л я: Видишь, какой он несчастный? На него иногда находит, и он становится несчастным-несчастным. А иногда бодр и весел, но это бывает реже. А чаще всего он никакой, в какой-то прострации находится, и его вернуть к действительности очень тяжело. И если возвращаешь его к действительности, он говорит, что не уверен, нужно ли это Израилю.
Д е н и с: Но я действительно не уверен.
О л я: И если он решает, что это нужно Израилю, то в таком случае его можно пробудить к какому-то действию, и он что-то делает. А потом опять впадает в какую-то... Слышишь, у меня дочь икает, объелась. В некоторую... так сказать... нирвану, да?
Д е н и с: Ну можно и в нирвану. Только на нирвану, по-моему, это мало похоже. (Оля смеётся). Да, вообще, конечно же я готов сделать всё, что угодно, если это нужно Израилю. Оля, но ты меня прервала, я не дорассказал ему про то, что я делаю для Израиля.
О л я: Прошу прощения.
Д е н и с: Так вот, после того, как попёрли Ленца, некий Илья Файнштейн стал руководителем Киббуцного движения - и теперь, значит, не далее как вчера мы там собирались, в этом самом Киббуцном центре, и придумывали, сочиняли Устав нового Киббуцного движения. И скоро пойдём - после того, как придумаем Устав и эмблему - пойдём, куда там, я не знаю, в Мосгороблисполком какой-нибудь или в какую-нибудь другую организацию.
О л я: В Моссовет!
Д е н и с: Может в Моссовет...
О л я: В мэрию! У нас теперь мэр...
Д е н и с: Регистрировать новую международную общественную организацию. И я думаю, что я там буду одним из членов секретариата, то есть правления этого движения. Так что, в общем... Да, кстати говоря, организация эта международная, если хочешь, можешь, пожалуйста, вступить в неё. И организация принимает добровольные пожертвования и взносы. Вот. А ещё я сейчас собираюсь в этой самой школе, которая организована Григорием Исакычем Липманом... Ну, ты знаешь - это дядя моего лучшего друга, Саши Липмана. Ну вот Оля теперь тоже знает. Я там должен с октября, потому что там занятия начинаются с седьмого октября работать - ну не тем, чем я занимался до этого, я писал; если ты получил мои письма, должен знать - а в общем теперь я буду работать... не знаю, пиздуном-задушевником, что ли. Ну в общем какой-то массовик-затейник. Мне начальник даёт магнитофон, электрофон, радиоприёмник и видеомагнитофон. Я должен буду сидеть в комнате, всё это холить и лелеять и периодически давать детям что-нибудь интересное. А ещё я должен, значит, по словам Григория Исакыча "сплотить новый ударный состав", состоящий из восьмых-девятых классов. Но по нынешним временам девятых-десятых, наверное.
О л я: В наше время это были восьмые-девятые.
Д е н и с: Да, которые, значит, будут потом двигать школу вперёд.
Н а с т я: Аы! У!
Д е н и с: Спасибо, Настя! (Оля смеётся). Так вот, кроме всего прочего я там, опять же, призван организовать ни много ни мало как детский еврейский театр.
О л я: На роль Бабы-Яги он зовёт меня.
Д е н и с: Правда, я не знаю, есть ли такой персонаж в еврейских национальных сказках, народных... Вообще, этот театр меня сильно озадачивает, потому что, конечно, хоть я и причастен к этому, но так, чтобы руководить театром, мне ещё не приходилось. Но ничего, посмотрим. Так что видишь, как всё оборачивается. Да, вот хочу по крайней мере сделать им, чтобы познакомить их со мной и показать вообще, на что я способен - хочу им сделать такую постановочку-композицию по Галичу в октябре месяце...
О, вот Оля тут решила переодевать Настю, потому что Настя сильно пописала в штанишки, теперь вся мокрая, но при этом довольная. Так что такие вот дела. Не знаю, что-то с отъездами всеми этими как-то у меня не получается пока. Никто меня не хочет. Семинар этот, который должен был быть в октябре месяце, откладывается на неопределённый срок. Да и в общем меня туда и не взяли. Потому что я, по удачному выражению Саши Липмана, "прыгнул в этот корабль очень далеко от капитана". А капитаном является какой-то поц из вашего Израиля, который приезжал сюда, кой-кого взял, а кого-то не взял. Но ничего, мы поборемся. Пока что я пятого числа еду на три дня в Подмосковье. На семинар, тоже, значит, мадрихим.
О л я: А как же Зелёнка?
Д е н и с: Я ж тебе говорил, мы решили эту проблему. Посмотрим. Тут вот у нас, если ты ещё не забыл, что это такое, намечается Зелёнка. Все имеют страстное желание туда поехать - иногда переходящее в явное нежелание туда ехать.
О л я: Последнее время это опять желание туда ехать.
Д е н и с: Всё зависит, я так понимаю, от количества водки, имеющегося в наличии, и от какого-то просто настроения. Ну посмотрим. Если мы туда поедем, я думаю, мы тебе опишем. Это должно быть очень увлекательное зрелище.
О л я: Трогательное.
Д е н и с: Трогательное не менее. Вот Настя держит меня за палец крепко-крепко. За большой. И улыбается. Наастя!
О л я: Насть, скажи что-нибудь!
Д е н и с: Вот такие вот дела. Что-то ходят слухи, что к нам в гости собирается Маша Чурсина. Не знаешь ли ты что-нибудь об этом. Меня это несколько как-то выводит из равновесия. Что от этого ожидать, не знаю. Ну а так у нас, конечно же, по-прежнему всё, хотя многое изменилось. Все как-то разбрелись кто куда. Все стали достаточно крученные, в отличие от нас... Зато я тут совершенно засионизировал Домкрата. Он тоже... Вот Оля тут пойдёт покекает пока, я с тобой тут ещё поговорю немножко. [Пауза]

Так вот, я решил подождать Олю, она вот уже пришла. Мы даже сходили на балкон, покурили.
О л я: Ой, прошу прощения!
Д е н и с: Это она легла на кровать. Стара стала.
О л я: Ужасно, не то слово.
Д е н и с: Так тяжело ей жить, чувствуется. (Оля смеётся). Каждое движение ей достаётся с большим трудом. Но она не унывает, правда, спать хочет. Всегда.
О л я: Денис раз пришёл и меня разбудил. А я только заснула.
Д е н и с: Да, такой, наверное, редкий случай, когда она заснула днём, а я поступил, как говно. Не в институт, конешно, а так. Зашёл в комнату, Оля и проснулась. Вот... Я вот тут подумал, что надо бы дотащить микрофон до балкона и дать тебе послушать Москву. Ну можно попробовать, если сейчас Оля принесёт удлинитель, я, может быть, это и сделаю. Хотя, наверное, сам за ним схожу, подожди секунду... (Оле) Говори!
О л я: Говорю. Денис почему-то решил, что пока он ходит за удлинителем, магнитофон должен молчать. Наверное, он решил, что я уже совсем не способна говорить. Вообще, Белый, всё прекрасно, только мы все по тебе очень соскучились. Новостей у нас особых, ну сам понимаешь - у меня, по крайней мере, пелёнки, писы, каки и всякие подобные принятные и неприятные мелочи. А ещё я тут собралась поступать на рабфак в университет. Но что из этого получится, я не знаю. Вот пришёл Денис, принёс удлинитель. Он спрашивает, из чего получится. Из поступления.
Д е н и с: Я вас прерву на секундочку.
О л я: Пожалуйста, пожалуйста... [Пауза]

Д е н и с: Эо! Ну вот, если ты что-нибудь будешь слышать, то знай, что ты слышишь шум вечернего города. За окном у нас уже совсем темно. Москва очень большая, очень. Вся горит огнями, люди живут, не спят, потому что ещё не так поздно. Девять часов вечера, облака сверху.
О л я: Ещё сегодня на удивление хорошая погода. Весь сентябрь идут дожди, иногда только через день, через два проглядывает солнышко. Сегодня был как раз такой солнечный день, без дождя и почти как бабье лето.
Д е н и с: Но я, честно говоря, очень люблю вот ту погоду, которая была. Ты представляешь, у нас в Москве был туман. Обалденный туман. Я всегда так себя интересно чувствую в тумане. Не как ёжик, конешно... просто как-то очень хорошо. Я тут... несколько дней назад был сильный туман очень, я вышел на балкон у себя дома покурить - и представляешь, вот этот вот дом, который стоит там у нас сбоку такой большой индивидуальный, его вообще не видно было совершенно. То есть такая белая каша, и в этой каше горит одно-единственное окно где-то там на двадцатом этаже. Я просто обалдел. Стоял долго, смотрел на него.
О л я: Жалко, конечно, если не будет слышно, но громче тут никак не сделаешь. Всё-таки двадцать третий этаж накладывает некоторые отпечатки. Денис сел курить, а мне курить нечего. Это стучит Денис... Это перестук...
Д е н и с (аккомпанируя себе стуком):

Я совершенно слепой старик.
Всё, что у вас – мне не надо и даром,
Что мне с того, что солнце горит –
От солнца лишь пыль на мою гитару.

Я ничего, ничего не вижу,
Да я и видеть не хочу.

Ощупью вдоль больших городов,
Мимо кварталов, новых и старых,
Я прохожу, тряся бородой –
От улиц лишь пыль на мою гитару.

Я ничего, ничего не вижу,
Да я и видеть не хочу.

За песни мои мне подают,
Мне подают, но никто мне не дарит...
Что мне осталось – я только пою,
И мелочь звенит по моей гитаре...

Я ничего, ничего не вижу,
Да я и видеть не хочу.

(Песня Владимира Бережкова «Песня старого музыканта, который вслепую бродит по Европе»)

Д е н и с (продувает папиросу, прикуривает).
О л я: Не кури в комнату!
Д е н и с: У него, наверное, слюнки текут, когда он слышит, что мы прикуриваем. Папиросы... Не волнуйся, пошлю тебе пока пять пачек. А потом ещё, может быть. Просто как-то действительно всё лето не был в Москве, совершенно не было времени. И не было человека подходящего, чтобы можно было с ним передать. А вот сейчас едет крошка одна - я, кстати, сейчас позвоню ей, спрошу, как она, готова? Тогда вот сейчас поеду отдам, хотя она прямо сегодня уезжает. (Прикуривает заново).
О л я: Папиросы, как всегда, тухнут. Особенно у тех, кто много разговаривает.
Д е н и с: Но это просто Оля чисто по-женски дала мне очень плохо прикурить, я и не успел. Вот такие вот дела. Кстати говоря... я же не договорил. Надо же ещё рассказать про кого-нибудь. Вот Домкрат теперь хочет ещё ехать в Израиль тоже жить.
О л я: А Елена Абрамовна уговаривает его ехать вместе с Денисом. Денис страшно по этому поводу матерится... (смеётся)
Д е н и с: Я, честно говоря...
О л я: ...И сбегает из дома при каждой подвернувшейся возможности. Потому что Домкрат живёт сейчас на Речном. А ещё Домкрат стал пить спирт...
Д е н и с: Он маячит у меня уже две недели, я уже не могу его видеть. А мама моя всё время предрекает, что вот вы с Володей поедете вместе, вам будет отлично, мы пошлём один для вас контейнер, и вы поедете, значит, в один день... Я просто впадаю в шок! Я как представлю, что мне ехать с ним - и нести ответственность не только за себя, но и за какого-то маленького мальчика, каким он в последнее время совершенно точно является! А всё произошло почему - вот то, что он стал пить спирт, и вообще то, что он такой странный - у него есть крошка! О, Белый, это такая крутизна! Ты представляешь, мужик дорвался просто, значит, до этого дела. И всё, теперь с ним спасу нету, он говорит всё время какие-то глупости. Крошку эту я видел, хотя ты, наверное, её знаешь, а может, и нет. Оля Школьникова такая. Она вот теперь при нём. Так что вот такой Домкрат, правда, он ещё... У них там на работе делают малое предприятие, он, значит, пишет какие-то программы, очень крутые, и собирается тоже устраиваться в это предприятие - пока! - и получать огромные деньги.
О л я: А у нас в Черноголовке тоже собираются делать малое предприятие, поскольку наших зверей кормить нечем, и вообще наш институт обнищал. По этому поводу Лёша каждый раз приезжает и матерится. Завёл там крыс для кормления зверей. Теперь для того, чтобы их выловить, приходит с топором к вольеру и таким образом их вылавливает. Ещё Лёша тут завёл себе лайку...
Д е н и с: Но, по-моему, про лайку ему написала Катя в письме.
О л я: ...и страшно по этому поводу матерится - вернее, она сама у него завелась.
Д е н и с: Дурацкая прозошла, конечно, история; она ему на фиг не нужна, потому что он за две недели до её появления завёл себе таксу - вот как раз вот эту, которая фигурировала в начале записи. И теперь у него по идее две собаки. Но вроде, таксочку он отдаст Олиной маме. В общем, Лёша такой... несколько затурканный, конечно же. Ну вот.
О л я: Тебе большой привет от Нины Гореловой. Которая сидит дома и болеет, правда - она простудилась. У неё уже совсем большой взрослый сын, он уже ходит, правда, пока только так - держится за опору ли, за руку или за стенку, но ходит. И вообще, все обзавелись семьями и детьми - и это просто беда, Белый! Таланина вот замуж вышла...
Д е н и с: Почти!
О л я: Почти. А сегодня уехала в Одессу. Сдала последний экзамен за прошлую сессию и уехала в Одессу. Вот. Вообще, я её не вижу уже месяц с тех пор, как её благоверный уехал в Англию. Она где-то пропадает, приходит домой в три часа ночи, с кем-то пьёт, непонятно себя ведёт очень. Но ничего, хорошая Ленка такая, как всегда, впрочем, всё в таланинском стиле и духе.
Д е н и с: Только я один, как поц.
О л я: Он, конешно, не один...
Д е н и с: Но, как поц.
О л я (смеётся): Но, как поц.
Д е н и с: Вот Поля тут приехала из заповедника на три дня. Приходила вчера навещать. Вся такая она милая. Обзавелась хозяйством - всякие там у неё козы, поросята и ещё всякие животные, я уж даже не помню. У неё всё лето была куча гостей там, она уже совсем осоловела от них, повыгоняла их всех. Оставила только Ниночку, которая у неё доит козу и кормит кошек. И Коляку, который копает картошку и всё время чинит крышу. Всё время. Одну и ту же. Мда... Я бы, конечно, его тоже выгнал, но хозяин барин. Вот, думаю, через пару недель к ней съездить в гости всё-таки туда. Надо посмотреть. Я вообще, представляешь, в этом году - ну что-то осенью - ни разу ещё не был в лесу. И так от этого хреново, честно говоря. Надо, конечно, выбираться.
О л я: Ну, может, выберемся, все дружно. Может, дружно, может, выберемся. Вообще, в последнее время по крайней мере у меня и у Дениса непреодолимое желание напиться. Но никак не получается. Потому что всё время либо мало, либо что-то сдерживает. Мы пьём-пьём, а напиться не получается. По крайней мере я от этого грущу.
Д е н и с: Да, я тоже грущу. Часто и не от этого тоже. Но тем не менее у нас бодрые и весёлые голоса. Как ты хотел. Конечно, очень сложно так всё передать. Надо поговорить, короче. Я...
О л я: Про Гояна расскажи...
Д е н и с: А что Гоян? Гоян - один из тех прежних друзей, которые находятся в отъезде. Вот скоро будет год через несколько дней. Работает там, как зверь, по одиннадцать часов в день. Зарабатывает, правда, много. Но, что меня больше всего убило, так это то, что он бросил курить.
О л я: Но пьёт.
Д е н и с: Пьёт, да. Один. Так как больше не с кем. Снимает там квартиру, комнату... А тут к тебе поехала Дина его. Хотя, конечно, не к тебе, но поближе к тебе.
О л я: Вообще, она поехала к нему, но через тебя.
Д е н и с: Да. Когда Гояну это сообщили, он говорит: "А чо это она так торопится-то?" Ну, в общем...
О л я: Чем вызвал бурю нашего восторга.
Д е н и с: Дина, конечно, крутая баба, поэтому, в общем, я думаю, что её не остановит ничто. Так что, думаю, месяца через три она будет уже там у него. И благополучно выдаст себя за него замуж. Хотя, правда, я мало представляю, как это возможно. Ладно, так я... Пойдём сейчас позвоним крошке, которая должна твою кассету везти. Секунду... [Пауза]

Д е н и с: Вот. А у нас же теперь регулярно летают самолёты авиакомпании "Эль-Аль". По понедельникам и средам в час двадцать пять. В час двадцать пять из Шереметьева-2 улетают - и прилетают где-то часов в одиннадцать... Я имею в виду, что сначала сюда прилетают, а потому же, конечно, улетают обратно. Таак... (Оле) Ты говори, говори что-нибудь. (Крутит диск телефона).
О л я: Белый, ну о чём тебе ещё рассказать, я просто не знаю. Как-то так и живём, ничего нового, всё по-старому. Изредка собираемся в кучу, но это довольно редко.
Д е н и с (в трубку): Извините, пожалуйста, можно Лию?.. В аэропорт, да? А, в "Салют", да?.. Понятно. А вы не подскажете, в каком она номере? Не знаете, да? Ну хорошо. Спасибо, извините! (Кладёт трубку). Вот, какая-то происходит накладочка. Ну ничего, я её там отловлю в Шереметьево. Сейчас я заеду домой, возьму папиросы и поеду в аэропорт.
Я знаешь, Оля, что подумал - сейчас я возьму письмо Игоря последнее, он там задал много вопросов, и мы ему подробно всё ответим. Так... ага. "Как Кол?" Ну что, Кол, естественно, не поступил в свой институт, хотя и действительно прошёл все три тура, написал даже сочинение на четвёрку. Но, в общем, его там срезали на собеседовании. Теперь он нигде не работает, говорит, что "театры ему надоели", живёт на стипендию жены. Недавно тут у неё был день рождения, были приглашены всякие мои одноклассники, как-то: Ричард, Ястребов там, Халиулин, естественно, братья коловские, его матушка, я и всякие её там подружки. Это было достаточно прикольное мероприятие, потому что там, конечно, больше всего места занимала его мама, которая, в общем, достала порядочно за то время, которое мы были. Ну а так, в общем, он... Пишет стихи, опять же, вспоминал тут тебя. Такой вот Кол.
Так... "что в Питере?" А, да! Тут мне совсем недавно звонила Фуфка. Первый раз! С той самой поездки нашей. Так она звонила очень настороженно, говорит: "Ну как вы?" В общем, этого её отрока до сих пор бросает там в крутую истерику при одном только упоминании о москвичах. Так что мы ему насолили там здорово, конечно. Но Фуфка крепкая, она хочет приехать к нам в командировку, в Москву, и даже остановиться на Речном вокзале. Так что мы, я думаю, услышим поподробнее. Вот тут недавно приезжал Прилежаев. У Прилежаева, конечно, всё не очень складно - если ты помнишь, ещё в тот раз были у них с женой соседские отношения, а сейчас вообще беда, потому что они развелись. Таня вышла ещё раз замуж и как-то ведёт себя совершенно неестественно, пытается по каким-то судам таскать Прилежаева, чтобы он там то ли платил алименты, то ли там отдал ей ребёнка, в общем ужас какой-то творится. На Прилежаева страшно смотреть, он такой весь очень понурый и хмурый.
О л я: А ещё у нас теперь Питер называется Санкт-Петербургом, и этим "санктом" они уже всех замучали. Например, Ленинградская программа у нас теперь называется "Петербургская" - и это единственное место, где Питер упоминается без "санкта". Вообще, такое впечатление, что они просто зациклились. Загорск недавно переименовали в Сергиев Посад, Куйбышев - в Самару...
Д е н и с: А ещё у нас тут все станции метро к чёртовой матери...
О л я: Свердловск, да? Ельцин у нас откуда? Из Свердловска?
Д е н и с: Ну.
О л я: Екатеринбург.
Д е н и с: А, да?
О л я: А теперь ещё нельзя ездить в метро, потому что не знаешь, куда ты едешь.
Д е н и с: У нас все станции к чёртовой матери переименовали! Там, понимаешь, теперь такие названия мелькают - "Китай-город", "Театральная", "Тверская"... Что там ещё? "Охотный ряд", естественно, "Мясницкая", "Царицыно". И в общем такая путаница, потому что все забыли, как это раньше называлось, привыкли к старым названиям, в общем, беда. Но ничего.
Так, значит. Про Домкратика рассказали, про Лёху рассказали. "Ты, братец, давай пиши!" - Ну пишу. Значит, так... "Хорошо бы вы с Графом..." Граф? Что-то не знаю. Граф до сих пор у меня не забрал твоё письмо, вот то, которое ты писал на мой адрес. Но, не знаю... Мне, конечно, тяжело с ним общаться. Вообще он был тут вот на Тянь-Шане, действительно вернулся. Силина утверждает, что он очень мил, очень так добродушен... Ну не знаю, про него не буду говорить.
"Ланка" - Ланка приехала из Германии. С ней я после этого не разговаривал, хотя она мне звонила, меня не было дома. Ну, в общем, лечилась она от своей астмы и сейчас лечится, принимает там всякие ванны. В общем, ничего Ланка, хорошо.
Гэндальф - слава богу, не знаю про него ничего.
О л я: Нет, ну как, он растит дочь.
Д е н и с: А, вот Оля знает...
О л я: Ну как я знаю - я знаю тоже по слухам и по сплетням. У него родилась дочь. Вернее, у них с Верой Басовой родилась дочь, и он её растит, вроде как. Но вообще, там тоже какая-то беда, я точно не знаю. На нашем горизонте он не появлялся, и я надеюсь, что не появится.
Д е н и с: Да, в общем, не хочется с ним общаться, конечно. "Как Донховка?" Донховка ещё живая. Правда, там не осталось ни одной стоянки в первозданном виде. Даже Тарантул разрушили. Последний раз, когда я там был, там, в общем, было... Тем не менее, хорошая она, конечно, но при этом вся уже настолько знакомая, как свои карманы. Хочется куда-нибудь в другое место уже. Вот такие вот дела. Что ещё...
О л я: А, вот ещё в прошлый четверг к тебе туда выехал Дима Розенбант, ты, наверное, его помнишь. Бантик, правда, умудрился где-то в течение трёх месяцев ни с кем не общаться...
Д е н и с: И не сообщить о своём отъезде никому.
О л я: Да, о его отъезде мы узнали совершенно случайно. Ну, может быть, он и прав. То есть вот он в последнее время как-то жил в Черноголовке, даже не приходил на стационар. О нём никто ничего не знает.
Д е н и с: Так что если будет много сил, можешь попробовать его там найти.
О л я: И передать привет, и сказать, что он сволочь, и что вообще... Хотя, может быть, он и прав.
Д е н и с: Вот такие вот дела. Что же, не знаю, подходит у нас к концу наша кассета. Слушай, если ты не получил до настоящего момента три письма от меня, начиная с того, в котором было Олино письмо... Вот - письмо с Олиным письмом и ещё два. Так вот, если ты их не получил, ты мне сообщи! Я переверну всю вашу сраную страну и найду эти письма, потому что они обязаны просто прийти к тебе. А если ты всё же их получил, так отвечай! Ещё было бы отлично, если бы ты послал всё-таки факс. Тебе же был дан номер Люсиного факса. Во, если хочешь, я могу тебе его сказать ещё раз, секунду... Ты помнишь, что там надо писать: "Attention Lucy"? Ноль девяность пять - это код, да? Номер: четыре три семь, пять четыре, шесть четыре. Хэй? Вот, значит, пришли что-нибудь!
Завтра вот я, кстати говоря, пойду свою маму знакомить с Броней. Помнишь, кто это такая? Мы с ней большие кореша. Она обещает мне много благ. Правда, когда всё это будет, я не знаю. Но тем не менее. Мама даже один раз с ней разговаривала по телефону - очень они друг другу понравились.
О л я: Ну что же, Белый, я с тобой прощаюсь. Надеюсь, что ты не пропадёшь в пустыне. И не объешься дынями, ты осторожней! Вот, а также хорошо учись, если удастся! Всякие разные тебе приветы и наилучшие пожелания.
Д е н и с: Давай держись там! Всё идёт к лучшему. просто с каждым часом становится всё лучше и лучше. Давай там, жди! Я обязательно появлюсь у тебя. Правда, не так скоро. Наготовь там... Хотя я понял, что первую часть программы ты выполнил. Если ты помнишь, она заключалась в том, чтобы доказать всем, что ты очень клёвый парень - для того, чтобы, когда я приеду, объяснить, что я ещё более клёвый парень. Ну вот, когда я приеду, ты, конечно, чувствую, сможешь своим авторитетом объяснить кому угодно всё что угодно - так что меня это очень радует. Хотя, конечно, я рад и за тебя.
Вот, что сказать-то ещё. Очень хочется тебя увидеть...
[Щелчок]